Владимир Легойда - Российский церковный и общественный деятель, журналист, педагог, специалист в области культурологии, политологии и религиоведения, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Московского патриархата, врио руководителя пресс-службы патриарха Московского и всея Руси, кандидат политических наук, член Общественной палаты РФ, главный редактор журнала «Фома».
- Тема межконфессионального согласия очень важна для Северного Кавказа – макрорегиона, где переплелись верования и национальные уклады, мировоззрения множества этносов и культур. Подобного уникального опыта нет нигде в мире. Согласны?
- Есть две темы, которые требуют особо тонких настроек: религиозная и национальная. Малейшие колебания в этих темах могут производить эффект серьезных перемен.
Приведу метафору. В физике полимеров есть понятие «хрупкие объекты». Это такие вещества, которые при небольшом на них воздействии, меняют свои свойства. Религиозные и национальные вопросы – такие же хрупкие объекты. С ними должны работать профессионалы высокого уровня, которые понимают всю эту хрупкость и умеют с ней обращаться. Потому что эта хрупкость одновременно является большой силой.
То, что мы наблюдаем на Северном Кавказе - многовековое совместное проживание людей разных национальностей, разных конфессий, религий – это, конечно, уникальный опыт, который сегодня востребован не просто в масштабах большой и очень разной страны, а, не побоюсь этого сравнения, в мировом масштабе. Европа, которая никогда не сталкивалась с необходимостью выстраивания отношений с людьми разных «бэкграундов», сегодня столкнулась. И столкнулась жёстко.
Понятно, что никакой межрелигиозный опыт механически не переносится, даже внутри одной страны. Но то, что опыт Северного Кавказа в этом смысле уникален – бесспорно. Он должен быть осмыслен, он может и должен быть изучен и использован. И это не вызывает у меня никаких сомнений. При этом необходимо особо подчеркнуть: у нас это не какой-то «мир на грани», а по-настоящему братская совместная жизнь.
- Буквально на днях стало известно о выпуске первого в истории перевода на ингушский язык Евангелия от Иоанна. Ранее на ингушском вышли Евангелие от Луки, Книги Руфь, Есфирь и Книга пророка Ионы, Бытие и Притчи. До этого библейские тексты были переведены на языки и других народов Северного Кавказа. Цель данных проектов? Просвещение? Духовная консолидация? Наука?
- Есть книги, которые стали основанием культуры. Не будет большим открытием напомнить, что Книга №1 по переводам на разные языки и по количеству экземпляров, изданных с момента книгопечатания, не считая рукописных текстов, - Библия. Это один из столпов, на которых стоит современная цивилизация. Как говорят, такие «три кита»: Афины - Рим-Иерусалим. Афины – древнегреческая философия, Рим – римское право, Иерусалим – христианская культура. С их помощью можно сравнивать европейскую культуру с любой другой.
Чтобы понять, насколько русская культура европейская, нужно попытаться понять, насколько в нашей культуре присутствуют три этих основания. Мы увидим, что с Афинами и Иерусалимом у нас всё в порядке, а вот с Римским правом, например, дело похуже. То есть, мы напрямую не унаследовали эту традицию. Отсюда у нас, возможно, особое отношение к праву. Может даже правовой нигилизм. Но это моё личное мнение.
Такие переводы – явление культуры. Мы просто касаемся сокровищ цивилизации, в которой выросли. Они помогают приобщиться к истокам, из которых во многом выросла вся мировая культура.
- Вера определяет важную часть жизни россиян, влияет на выбор людей, их поступки. В таких сферах, например, как нравственный выбор, социальные проблемы, пандемия и вакцинация, участие в выборах, внешняя политика, события в мире… Может ли и должна ли церковь публично и активно заявлять свою позицию по важнейшим и актуальным вопросам?
- Это очень важный и тонкий вопрос. Но начнем с того, что церковь никому и ничего не должна, кроме Иисуса Христа. Вопрос в том, что есть вещи для церкви важные и неважные (например, политическая ориентация человека). Но церковь действительно всегда выступала и выступает в роли нравственного камертона. Она может, а и иногда и должна давать нравственную оценку каким-то событиям, чему-то происходящему в мире.
В истории нашей страны не раз происходили события, когда церкви это приходилось делать. Вспомним 1993 год, когда именно церковь посадила за стол переговоров две политические силы. К сожалению, ненависть и противостояние были так велики, что переговоры не увенчались успехом. Но сам факт, что переговоры состоялись – это только благодаря церкви. Она выступила, как миротворец.
Другое дело, что существуют вещи, относящиеся к пастырской практике. Когда священник может говорить с человеком, отвечая на его вопросы, и это остается тайной между ними. Есть темы, с которыми церковь не выходит в публичное поле. Это согласуется с теми правилами, по которым церковь сегодня живет. Большинство из них описаны в «Основах социальной концепции Русской православной церкви». Документ был принят в 2000 году. Там чётко сказано, что церковь не может поддерживать никакую политическую силу или партию. Потому что партия, по определению, представляет интересы части людей, а церковь всегда открыта для всех.
Что касается тонких тем, связанных с медициной… Если там нет очевидной нравственной составляющей, то это не является компетенцией церкви. О вакцинации, допустим, нужно разговаривать не со священником, а со своим лечащим врачом. Вакцинировался ты или нет – на твою бессмертную душу, с точки зрения церкви, это никак не повлияет. Это может повлиять на твоё здоровье. Но этот вопрос решается с врачами.
- Финальный вопрос – о журналистике, поскольку возможность задать вопрос православному журналисту такого уровня является уникальной. Как Вы оцениваете уровень подготовки и возможностей СМИ Северного Кавказа?
- Исходя из того, что мы уже говорили о специфике жизни на Кавказе, это обстоятельство придаёт особую ответственность работе наших коллег. Их работа вызывает большое уважение.
С другой стороны, не говоря конкретно о кавказских журналистах, я реалистично смотрю на то, что происходит в профессии вообще. Сейчас непростой период для журналистики, и какой выйдет профессия из этого периода - сложно сказать. Социальные сети очень много всего перевернули, и мы волей-неволей нарушаем базовые законы журналистики ради какого-то яркого заголовка, который искажает содержание. И общий культурный уровень подготовки тоже нередко оставляет желать лучшего.
Я бы не стал здесь давать никаких оценок. Лишь хотел бы выразить надежду на то, что большие тексты никуда не денутся, что у них будет своя аудитория. Очень хочу верить, что профессия в этом смысле сохранится. Понятно, что она будет меняться. Мы не можем игнорировать происходящее вокруг. Но есть надежда, что качественная, серьезная журналистика выживет и переживет этот период турбулентности - и на Северном Кавказе, и в мире в целом.