О «чёрном июне» 95-го в Будённовске написано много. В основном хронология этой трагедии отражена достаточно точно и подробно, поэтому повторять её нет нужды. В кратком рассказе попробую поделиться только тем, что видел собственными глазами и чувствовал в те дни. Все имена и фамилии, упомянутые в тексте, подлинные.
ПРОЛОГ С ТРАГИЧЕСКИМ ФИНАЛОМ
У меня был лучший друг, одноклассник, Виталий Васильев. С шестого класса сидели с ним за одной партой в будённовской школе №2. Вместе учились, росли, веселились на выпускном, строили планы на жизнь. Высшее образование получали в разных городах. Я после универа работал по смежной специальности, он после политеха торговал на рынке. Время такое было. Девяностые.
За два месяца до событий зашёл к нему в магазин-вагончик – поздороваться. Вдруг увидел, что никогда не унывающий Виталий как-то нехорошо сник. Стал его расспрашивать. Тот ответил вопросом: «Слушай, а ты не боишься, что сюда боевики из Чечни придут?». Я рассмеялся: «Опомнись, Виталя, какие боевики? И чего им тут делать?..». Но успокоить друга не удалось.
Виталия расстреляли 14 июня у своего вагончика, рядом со входом в центральный рынок. Бандиты вытащили его с матерью из старой легковушки. Машину отобрали, а один из боевиков (по внешним данным и говору – уроженец Украины) напоследок дал автоматную очередь. Мать не задело, Виталий погиб на месте. Обезумевшая от ужаса мама долго тащила окровавленное тело сына по раскалённому асфальту «куда-нибудь к врачам», надеясь, что он ещё жив.
Фото: Эдвард Опп\Коммерсантъ
НАЧАЛО КОШМАРА
Время помню до минуты. Я тогда работал замом в местном центре занятости, здание которого располагалось через перекрёсток от Будённовского ОВД. Метров сто, не больше. Оттуда всё и началось.
Наступило время обеденного перерыва, где-то 12:20 дня. Стояла страшная, изнурительная жара. Была среда. Помню это точно: именно по средам в нашей конторе неприёмный день. И слава Богу, потому что безработных в обычные дни собиралось очень много. Им повезло в этот день избежать участи других заложников.
Сначала раздался треск автоматных очередей, который сразу же превратился в оглушающий грохот. Рядом, буквально под носом. Насколько я понял, применялось и крупнокалиберное оружие, и гранатомёты. Было громко, очень страшно и совершенно непонятно, что происходит. То, что это не «хлопушки», стало ясно сразу: шальные пули попадали в железные ворота, в крыши и стены домов.
Директриса с главбухом уехали на перерыв, а за жизни сотрудниц, около 20 женщин, оставшихся в офисе, теперь отвечал я, единственный мужчина в здании. То, что напали боевики с сопредельной территории, понял сразу. Годом раньше сам приехал из Грозного и стрельбы наслушался вдоволь.
Помню, действовал спокойно. Впрочем, коллег пришлось буквально загонять в подвал, попутно инструктируя: «Молчать! Сидеть тихо! К окнам и дверям не подходить! Не орать и не высовываться».
Где-то через 10 минут решился на разведку. Приоткрыв калитку, осторожно высунулся, чтобы не поймать пулю: плотность огня была такой, что стены домов казались мохнатыми от фонтанчиков кирпичной крошки.
Через дорогу, по центральной аллее улицы Пушкинской по направлению к ОВД, где шёл бой, бежал милиционер – одной рукой придерживая фуражку, с пистолетом в другой руке. Я стал орать ему и вопросительно махать руками: что, мол, происходит? Тот заметил и жестом показал, что сам ни хрена не понимает. Через минуту он бежал обратно, уже без фуражки. Всё стало ясно.
Хотел захлопнуть калитку, но краем глаза увидел какое-то движение в палисаднике у соседнего дома. Это был парнишка в камуфляже, прячущийся от пуль в рытвине за кустами. Заорал ему: «Сюда давай! Сюда ползи!!!», но тот либо не слышал, либо впал в ступор. И вдруг зачем-то резко вскочил в полный рост. Пуля попала парню в голову.
АПОКАЛИПСИС
Не знаю, сколько это продолжалось. Время тянулось нестерпимо долго. Когда стрельба чуть поутихла и переместилась в сторону больницы, попробовал выглянуть на улицу ещё раз. Лязгнула калитка слева, вышел пожилой мужчина. Вместе с ним затащили в соседний двор тело парнишки в камуфляже. В этот момент из-за угла выскочила чёрная «девятка», из окна которой раздались выстрелы. Метнулись с соседом за железный забор. Пули не пробили сталь. Легковушка умчалась. Откуда-то появился милиционер в бронежилете, обложил нас матом, сказал, чтоб не высовывались.
Прошло ещё сколько-то времени. В центре уже не стреляли. Нижние этажи ОВД и окна на четвёртом дымились. На земле и асфальте лежали мёртвые тела.
Мне нужно было бежать два квартала по Пушкинской, к филиалу конторы. Там постоянно сидели ещё две наши сотрудницы, но уже покинули здание, смогли дозвониться и сообщить. Помещение нужно было проверить.
На улицах появились БТРы федеральных войск. На один из них пыталась влезть местная девчушка - водички принесла солдатику в чёрной бандане, который вылез на броню и очумело озирал распластанные трупы...
На перекрёстке возле ЗАГСа стояла белая «шестёрка» с пробитыми колёсами и простреленными стёклами. Из багажника высыпались вещи - коробки с конфетами, пирожные в ярких упаковках, баночки йогурта. Рядом лежал мёртвый «дух», вооружённый буквально до зубов. На поясе «стечкин», две пары гранат, армейский нож. У правой кисти с двумя отстреленными пальцами – «калаш» с подствольником. На брюхе - шесть рожков, на груди - сумка с патронами, несколько килограммов... Часть скулы и висок вместе с ухом отсутствовали. Приторно-тошнотворный запах крови, чёрно-бурая лужа... Люди подходили, смотрели и уходили молча.
У двери конторского филиала офицер-омоновец колотил в дубовую дверь. Я подошёл к нему.
- Чего хотели?
- Там раненые.
- Там нет никого, они ушли. Полчаса назад звонили.
Показал ему удостоверение.
- Как же? Сигнал был из этого номера дома...
- Постойте, это из правого крыла! Здание одно, входа два. Пойдём!
В правом крыле располагался офис турфирмы. Подошли, постучали. На третий раз послышалась возня и слабые стоны. «Открывайте, свои!». Через минуту открыли.
Испуганная маленькая женщина, открывшая дверь, сдавленно зашептала, показывая внутрь: «Туда... Там...». «Не ранена?». «Я - нет... Там...».
В помещении лежали ещё две женщины. Одна была без сознания от потери крови - грузная, пожилая. Пуля угодила в живот, рядом лужа крови и скомканные бурые тряпки. Вторая была в сознании и моложе, худенькая. Умело наложенный жгут перетянул развороченное бедро.
- Постучали! - запричитала открывшая дверь, - они обе и кинулись к двери... Стали спрашивать - кто. Тут их и прошили... Я перевязала, как могла...
- Володя! Найди тачку ко входу, мигом! - заорал майор.
- Где? - прибежавший на окрик сержант был мокрым от пота.
- Где хочешь, останавливай любого! Подсобишь?
Последний вопрос – ко мне. Я молча кивнул и наклонился над ранеными.
- Молодую бери. Эту, с животом, по ходу, нельзя поднимать. Сейчас доктора найдём. Больница захвачена, туда нельзя. В школу повезём, там в спортзале лазарет.
Сержант всё-таки нашёл где-то облупленный «пирожковоз» и подогнал к двери. Фургон был распахнут, внутри какие-то промасленные тряпки. Ну, не до стерильности.
Поднял худенькую женщину на руки и потащил в дверной проём. Та обхватила мне шею и торопливо извинялась.
- Я тяжёлая... Пустите, сама пойду... Простите, вам тяжело... Не надо, я вас испачкаю...
Горло мне перехватило такой обидой, таким отчаянием, что хотелось, но не моглось, криком кричать, воем выть.
Фото: Александр Земляниченко\РИА Новости
КРЫЛЬЯ УЖАСА
По-настоящему страшно стало, когда из своего кабинета позвонил домой матери - так, на всякий случай. Знал, что дома её нет, она в тот день с моей супругой поехала на дачу. Но трубку взяли. Ответила двенадцатилетняя дочь. Она и десятилетний сын прошли пешком через весь стреляющий город, разминувшись на полквартала с боевиками, которые гнали колонну заложников. Дети испугались и пошли к бабушке. Ключ от квартиры у них был.
После разговора с дочерью я несколько минут не мог сдвинуться с места и выдавить из себя хотя бы слово.
А жена с матерью услышали о происходящем в городе от соседки по даче. Никто ничего не понимал. Кинулись к дачной сторожке, к телефону. Связь не работала. Автобусы не ходили. Машины неслись только из города.
Они прошли 26 километров пешком, под палящим солнцем, без воды и головных уборов. Шли и всю дорогу молились, цепенея от ужаса. Попутчики и встречные рассказывали жуткие вещи. Но позвонить и переспросить было невозможно – время мобильных телефонов ещё не наступило.
На въезде в город их не хотел пускать патрульный. Видимо, тоже немного «поехавший». Пытался убедить их: «Зачем вам туда? Ваших родных, может, и в живых уже нет...». Без цинизма, без издёвки, на полном серьёзе.
СКОРБНОЕ БЕЗУМИЕ
Потом, уже ночью, была «горячая телефонная линия» в Белом доме, в здании местной администрации. Обязали отработать до утра. Напарником был один из молодых чиновников, бывший комсомольский работник.
Кабинеты в здании стояли раздолбанные, расстрелянные, везде валялись тряпки, бумаги, осколки стекла и штукатурки. Разрывались телефоны. Им сунули списки - погибших, раненых, захваченных. Звонила вся страна. Несколько звонков поступило из-за рубежа. Голоса в трубке рыдали, молчали, благодарили, переспрашивали, проклинали... Самое страшное, когда названную фамилию находил в списке погибших. Сообщать это звонившему было почти невозможно. Но нужно.
В кабинет зашёл замглавы районной администрации, который слышал наши ответы на звонки. Поставил на стол бутылку водки: «Это вам, ребята. Будет легче». Мы выпили её почти залпом. Опьянения не было, облегчения тоже.
ПРО ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ
В эти дни пришлось увидеть много ужасных вещей. Увидел я и своего погибшего друга Виталика – среди других трупов в городской бане, которую приспособили под временный морг. Видел тела на улицах, видел страшные раны и безумные от горя глаза. Видел истерики и слышал крики горя. Наверное, это всё нельзя забывать. Но честно скажу: очень хочется.
Будённовск небольшой городок, многие друг друга знают. У всех кто-то погиб или пострадал – брат, сват, друг, знакомый, коллега, одноклассник. Я не был исключением. Кроме лучшего друга, потерял несколько хороших знакомых. В больнице басаевцами был расстрелян мой сосед, живший этажом ниже – красивый, высокий парень Андрей Шелипов, захваченный боевиками на улице, надежда и опора родителей. Я встречал своих знакомых, побывавших в заложниках, у которых навсегда сломалась психика.
Несколько лет после теракта мучал кошмар, в котором бандиты всё же врывались в здание центра занятости. А я не успевал спрятать своих сотрудниц на чердаке: не все пролезали в маленькую дверцу из-за своей комплекции… И просыпался в холодном поту.
Сидел, приходя в себя после дурного сна, и ненавидел. Я ненавидел смерть. И эта ненависть с годами помогла мне понять, насколько я люблю жизнь.
Фото: Олег Пономарёв
Напомним, террористический акт в Будённовске Ставропольского края - атака банды Шамиля Басаева, произошедшая 14-19 июня 1995 года. Первый крупный террористический акт в истории постсоветской России.
В результате теракта погибло 129 человек (18 работников милиции, 17 военнослужащих, остальные – мирные жители), хотя называется и большее число. 415 человек получили ранения, захвачено в заложники свыше 1500 человек. Были сожжены и расстреляны около 200 автомашин, пострадали 54 объекта городской инфраструктуры, 107 частных домов.
Уничтожены 16 боевиков.