В конце 2019 года на встрече с главами государств СНГ Президент России Владимир Путин прочитал целую лекцию о причинах начала Второй мировой войны. Это беспрецедентное событие не было рутинным дипломатическим жестом или случайным обращением к сложной исторической теме. Напротив, подробный разбор роли западноевропейских политиков в умиротворении Германии и сотрудничестве с Гитлером потребовался в связи с растущими попытками современных европейских лидеров переписать историю. Причем попыткам переписать эту историю так, что именно СССР несет чуть ли не большую ответственность за развязывание войны, чем фашистская Германия. Что это если не прямая атака на современную Россию, ее историю и вклад в спасение мира от «коричневой чумы»?
Кстати, целью атаки в данном случае является не только Россия, но и все гуманистическое наследие самой Европы. Ведь, уравнивая фашистскую Германию и коммунистический СССР, девальвируется историческое значение победы над фашизмом как общемирового достижения. Если один «страшный режим» выиграл войну у другого такого же, то нет больше сакрального смысла Победы. Нет и отношения к фашизму как к абсолютному неоспоримому злу. Может быть, определённая часть европейского политического класса ждет такого поворота событий? Эта версия не выглядит столь уж фантастической, учитывая весьма неблаговидную роль британских, польских, французских деятелей первой половины XX века в поддержке фашизма на первом этапе его возникновения.
Сегодня тема исторической памяти опять оказалась на повестке дня российской политики, но уже при обсуждении новых поправок в Конституцию РФ. В проекте изменений основного закона есть слова о том, что Россия является правопреемником Союза ССР, сохраняет преемственность в развитии Российского государства, чтит память защитников Отечества и обеспечивает защиту исторической правды. Эти слова близки подавляющему большинству наших граждан. Но они требуют определенной общественной зрелости для того, чтобы дать оценку отдельным историческим фактам и личностям.
Коллаборант или патриот?
В истории Ставрополья есть неоднозначная фигура, писатель Илья Дмитриевич Сургучев. Его именем названа школа в Ставрополе. Существует музей в краевой столице, проводятся "Сургучевские чтения".
А в эфире ГТРК «Ставрополье» (2017 г.) вышла серия сюжетов об Илье Сургучеве, в одном их которых, в частности, прозвучало, что "...им зачитывались Куприн и Шмелев. Его талант высоко оценивал Горький, а судьбой и крепостью убеждений интересовался философ Ильин. Пьесу Сургучева «Осенние скрипки», поставленную во МХАТе, за год посмотрели столько зрителей, сколько пришло на Чеховский «Вишневый сад» за 6 лет постановки. А голливудский фильм по мотивам другой его пьесы «Игра» вошел в топ лучших зарубежных кинокартин.
Вдали от дома, в эмиграции, Илья Дмитриевич много пишет о родных местах», - отмечает ГТРК «Ставрополье» и в своих сюжетах цитирует писателя.
Но есть и другая сторона медали. Ее открывает Евгений Пономарев, доктор юридических наук, профессор, зав. кафедрой Истории и права СГПИ 2002-2018 гг.
"...После Великой Октябрьской революции, Сургучев эмигрировал во Францию. У него была лютая ненависть, на уровне патологии и какого-то зверства по отношению к коммунистам, большевикам и Советской власти. На слуху его опус, под названием "Губернатор". Да неплохо написал, когда ему было комфортно жить в Российской империи до революции. Потом, уже будучи в эмиграции, написал какую-то "Черную тетрадь". Я попытался ее прочитать, но это мне стоило больших усилий. Что называется, бред. Абсолютно нехудожественное произведение. Мой младший коллега, лингвист, по фамилии Фокин, по этим материалам подготовил и опубликовал монографию. Потом, даже, защитил докторскую диссертацию под названием "Художественное наследие нашего великого земляка, И. Д. Сургучева". После этого, Фокин создал в СГУ музей Сургучева, издал его "Парижский дневник" (1940-1945 гг). Сургучев в это время находился в оккупированном Париже и редактировал газету. В этой газете, как главный редактор, он публиковал приказы, документы оккупационных войск. В том числе и свои опусы. В частности, отрывки из "Парижского дневника". Фокин на это парирует: "Ну все же сотрудничали с немцами. Вот и Сургучев...".
В спорах истина пока не родилась
Хочется отметить, что в это же время, во Франции, десятки тысяч русских эмигрантов, которые не имели никаких иллюзий насчет Советской власти и вряд ли ее любили, ушли во французское Сопротивление. Воевали с немцами. Есть примеры, когда впоследствии, им были вручены ордена от Советского союза. Эти люди не пошли на сотрудничество с Гитлером. И до сих пор их во Франции вспоминают, как героев.
Антон Деникин, командовавший белогвардейцами в Гражданскую войну на Кавказе, когда немцы ему предложили возглавить целую армию, отказался с ними сотрудничать. Он ответил, что против своего народа не пойдет. Или тот же Иван Бунин. Тоже эмигрант. Но у кого повернется язык назвать его предателем России?
Так кем же считать Сургучева? Патриотом земли русской, готовым принять фашистскую оккупацию своей родины, лишь бы без большевиков или нацистским коллаборантом?
Некоторое время назад, Википедия ограничила доступ к статье с биографией Ильи Сургучева. По мнению журналистов ГТРК «Ставрополье», в материал вносилось слишком много противоречивых правок. "Нашему знаменитому земляку даже пытались приписать сотрудничество с фашистами", - сообщается на сайте телекомпании. Александр Фокин, доктор филологических наук, утверждает, что в "Парижском дневнике" Сургучева описаны лишь два-три момента, касательно немецкой оккупации - о входе немцев Париж. И все. "Он поступает в этом случае, только как журналист, описывающий события", - говорит Фокин. Однако, дыма без огня не бывает, и после окончания войны, французские власти обвинили Сургучева в сотрудничестве с оккупационными войсками, а этого не могло бы случится из-за "двух-трех" репортерских статей. Однако, Фокин считает (по воспоминаниям Сургучева), что это был ложный донос одного из французов.
Никто не умаляет творчество Ильи Сургучева. Возможно, его произведения достойны восхваления и внесения в историю российской литературы. Но почему, упоминая о его лирических страданиях по России, ностальгии о Ставрополье, прописанных в "Парижском дневнике", умалчиваются другие его заметки.
Вот несколько цитат из "Парижского дневника" Сургучева:
"1 июля 1941 года. Когда 22 числа я наклонился над газетой и прочитал, что началась война с Россией, у меня на мгновение закружилась голова. И вдруг, эта газета. И какая-то отдаленная надежда, как звезда, свет которой долетает до Земли миллионы лет. Я чувствую, как возвращается молодость. Из газеты, крупного шрифта я пью фаустовское вино.
2 июля 1941 года. И в такие, исключительно жгучие дни, на русских людей свалилась такая сногсшибательная новость, как объявление войны немцами большевикам. Немцы пошли на большевиков. И вот, начинают по живому поблескивать и набираться старого цвета уже начавшие выцветать глаза. Мечты... Мечты... Где ваша сладость?
19 июля 1942 года. Отрадно видеть, в какой последовательности возрождаются к новой жизни освобожденные русские города..."
3 августа 1942 года, Ставрополь, который тогда назывался Ворошиловск, был оккупирован немецко-фашистскими войсками. Вот, что по этому поводу пишет Сургучев:
"Ворошиловск взят. Ворошиловск очищен. И первый раз в жизни, я ощутил новое неведомое чувство: смесь радости, печали, горечи, внутренней улыбки, внутри пролившейся слезы. Тревога, неясные ожидания. Какая-то неоформленная надежда. И верится, и плачется".
По данным Василия Гроссмана и Ильи Эренбурга, только в Ставрополе, во время оккупации, фашисты уничтожили более 4000 советских граждан: коммунистов, стариков, женщин, детей грудного возраста.
В августе 1943 года, фашисты расстреляли 660 пациентов Ставропольской психиатрической больницы.
До сих пор, в нашем крае живут люди, вся жизнь которых прошла под гнетом этой трагедии. А Сургучев откровенно радуется наступлению немцев на СССР, называя оккупированные города - освобожденными, мечтая, вместе с фашистами вернуться в Россию.
Такого рода утверждениями пронизан весь текст "Парижского дневника". Чего стоит, например, высказывание Сургучева об Адольфе Гитлере:
"Не забывайте, что хоть боком маленьким, а все же Адольф - художник".
Редактор интернет-портала "Наш Кавказ" Сергей Рядчиков отмечает: "В течение всех послевоенных лет ставропольчане справедливо отворачивались от И.Д. Сургучева. А в наше время именем этого человека названа школа, проходят сургучевские чтения, выпускаются специальные сборники, и кто-то смеет называть коллаборациониста «великим сыном земли ставропольской». Делая это, они вольно или невольно способствуют реабилитации фашизма. Это просто кощунство и неуважение к памяти погибших в годы Великой Отечественной оправдывать и поднимать на знамена человека, который поддерживал войну фашистской Германии против нашей страны".
В истории российской литературы был такой писатель, поэт, литературный критик, переводчик, историк, религиозный философ, общественный деятель Дмитрий Мережковский. Он также как и Сургучев, в 1919-м году эмигрировал во Францию. Являлся ярым противником большевизма. В то же время, его не политизированные произведения высоко оцениваются как читателями, так и коллегами по цеху. Но после того как летом 1941 года, вскоре после нападения Германии на СССР, Мережковский выступил на немецком радио с речью «Большевизм и человечество», в которой говорил о «подвиге, взятом на себя Германией в Святом Крестовом походе против большевизма», он, как писатель и как человек был отторгнут даже эмигрантской средой.
В своей речи, Мережковский сравнил фюрера с Жанной д*Арк, призванной спасти мир от власти дьявола.
Жена Мережковского - Зинаида Гиппиус, узнав об этом радиовыступлении, была не только расстроена, но и напугана. Первой ее реакцией стали слова: «Это конец». Она не ошиблась. Их подвергли остракизму. «Сотрудничества» с Гитлером (заключавшегося лишь в одной этой радиоречи) Мережковскому не простили.
Вести о зверствах гитлеровских войск в России заставили Мережковского усомниться в своем выборе. Незадолго до смерти (декабрь 1941 г) он раскаивался и осуждал Гитлера.
Творчество Мережковского в советское время было забыто. Произведения писателя не переиздавались, само имя его находилось «под негласным полузапретом». Даже в университетских курсах литературы и в академических трудах адекватная оценка роли Мережковского в литературном процессе, объективный анализ его наследия были практически невозможны.
Личность и творчество Мережковского стали обсуждать в России лишь в 90-е годы прошлого века. Его работы были изданы и заняли свое, безусловно, достойное место в сокровищнице русской литературы. Между тем, никто не осмелился называть именем Мережковского российские улицы или давать имена школам, как это произошло в случае с Сургучевым. Это было бы явным умалением той самой исторической правды, о которой идет речь в поправках к Конституции России.
Зрелое, уверенное в себе общество должно быть в состоянии отделить зерна от плевел. Вклад талантливых писателей - Мережковского или Сургучева, в культурное наследие нашей страны неоспорим и заслуживает знакомства с ним новых поколений граждан России. Это одна сторона медали. Но другая сторона – их гражданская позиция. Моральный выбор коллаборациониста требует однозначного осуждения. Имена предателей Родины не увековечивают в названиях географических объектов, учреждений науки, культуры и образования. Такие действия, даже совершенные ранее, что называется «под шумок», фактически означают солидарность с сегодняшними попытками уравнять фашистскую Германию и Советский Союз. Они открывают дорогу к реабилитации фашизма, снимают «печать проклятья» с его тайных и явных поклонников.
Надеемся, что у ставропольской общественности хватит мужества найти свой взвешенный ответ в «деле» Сургучева. Это особенно актуально в канун 75-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне, когда мы вспоминаем наших дедов и прадедов освободивших мир от "коричневой чумы".