Если судить по плотности расположения населенных пунктов, то горный Дагестан кажется очень густонаселенным. Однако во многих аулах, обозначенных на карте, сейчас практически никто не проживает, люди оттуда переселяются на равнину. Одни – в города, другие – в пригородные поселки. Часть переселенцев обитает в равнинных селениях, никак не обозначенных на карте. Эти села возникли стихийно, на месте хозяйственных комплексов (кутанов), которые в советское время были переданы колхозам горных районов для ведения отгонного животноводства.
МАССОВЫЙ ИСХОД ГОРЦЕВ
В наше время миграция с гор продолжается. Даже в крупных горских селах остаются только либо нетрудоспособные граждане – старики и дети, либо чиновники и бюджетники. Люди покидают горы из-за отсутствия работы, качественной медицины, дорог. Нет качественного школьного и среднего профессионального образования. И если миграцию не остановить, то через несколько десятилетий горцы просто перестанут существовать. А горы без гостеприимных и трудолюбивых обитателей горных районов не только опустеют, но и рискуют подвергнуться экологическим бедствиям. Причина тому – криминальный бизнес по вырубке лесов, добыче камня, щебня, мрамора. И зачастую это происходит на территориях экологических памятников природы. Без хозяйственников и многовекового хозяйственного уклада, традиций и ремесел горы становятся непривлекательными для быта местных жителей и отдыха туристов.
В советское время урбанизация, наоборот, шла в горы. Помимо развития сельского хозяйства и народных промыслов создавались небольшие промышленные предприятия. Большинство заводов в Махачкале имели свои филиалы в райцентрах. К примеру, в Агульском районе в конце восьмидесятых были построены текстильные цеха, куда трудоустроились все местные домохозяйки, предварительно обученные ткацкому делу в Санкт-Петербурге. Поэтому неудивительно, что до 70% населения Дагестана в те годы проживало в сельской местности.
Чтобы обратить внимание федерального центра к проблемам горных районов республики и привлечь инвесторов, глава Дагестана своим указом текущий год объявил Годом гор. А поле для инвестиций имеется и здесь.
Ведь горцы издревле занимались не только террасным земледелием и животноводством. Там широко были развиты и ремесла, – особенно в тех селах, где скудные земли не могли прокормить местное население. В советские годы к промыслам относились так же бережно. Ювелирному делу или ковроткачеству обучали еще в школах.
Своим высоким искусством мастера продолжали прославлять малую родину. Кустарные производства до 50-х годов были объединены в артели, а позже возникли художественные комбинаты и фабрики. В Табасаранском районе, например, существовало несколько фабрик с филиалами в каждом селе.
К 1990 году ковроткачеством было занято до 15 тысяч человек. Ежегодно выпускалось до 40-50 тысяч квадратных метров ковровых изделий. Этот промысел преимущественно развит в южном Дагестане, и особенно – в Табасаранском и Хивском районах.
ЧТОБЫ ЖЕНИТЬСЯ, ДОСТАТОЧНО УВИДЕТЬ КОВЕР
В наше время многие удивляются: как супруги сошлись характерами и живут счастливо, если до брака вообще не знали друг друга? Сейчас кажется очень наивным и опрометчивым сватать незнакомку. И уж совершенно ненормальными будут выглядеть родственники жениха, если поинтересуются приданым, а не будущей невестой.
А в южном Дагестане главное из приданого – это ковры. Ткали их все женщины, начиная с малых лет. Ковер воспринимается здесь как нечто живое, во что вложили часть своей души. И ничто о мастерице не расскажет красноречивее ковра. Вот почему сваты, по традиции, ходили посмотреть именно приданое.
Неудивительно, что девочек с дошкольного возраста учат завязывать замысловатые ковровые узлы. Тысячи узлов образуют причудливые узоры, а через месяцы или годы вырисовывается общая картина будущего произведения искусства. В нем отражена древняя история родов и всего табасаранского народа. Разных цветов и оттенков узоры, рисунки, геометрические формы сочетаются с мусульманскими, христианскими, языческими культовыми знаками. Некоторые ковры напоминают райские сады, о которых говорится в священных писаниях. Нанося все это многообразие духовных символов на ковры, мастера вкладывают в них мудрость поколений, а молодое поколение расшифровывает генетический код наследия своего народа. Считалось, что многие дагестанские ковры имеют сакральный смысл, становятся оберегами в семьях и должны переходить из поколения в поколение.
К сожалению, сейчас уже многие отходят от всех этих традиций. Ковры не решают женские судьбы. Многие для приданого их просто покупают. А сватам чаще всего не суть важно, соткан ковер руками будущей невесты или нет. Да и не все сейчас разбираются в искусстве своих предков, не могут отличить ковры ручной и фабричной работы, натуральные и искусственные краски, хорошие или неудачные узлы и узоры. Поэтому авторских ковров, сделанных с душой, все меньше и меньше…
Не те нынче пошли невесты! – посетуют представители старшего поколения. Но проблема не только в этом. Ковры ручной работы дорого сегодня не продашь, а продав дешево – не оправдаешь тяжелый труд мастериц и расходы на дорогую пряжу.
Труд ковровщиц, по сравнению с советским периодом, обесценился, и на вырученные средства невозможно обеспечить свои семьи. Это настоящая беда Табасаранского района, всегда славившегося многодетными семьями и матерями-героинями.
Что движет теми, кто, вопреки всем проблемам, продолжает сегодня отдавать годы и силы тяжелому труду, создавать оригинальные рисунки, даже вручную скручивать из шерсти многокилометровую пряжу, окрашивать в натуральные цвета, чтобы потом месяцами сидеть за станком? Ведь намного проще купить, пусть и фабричный, но из натуральной пряжи.
«Хочется повторить рисунки детства, в них тепло матери, бабушки, домашний уют, воспоминания…»
– просто и предельно ясно отвечает на этот вопрос ковровщица Салимат Курбанова.
В ПОИСКАХ НОВОГО ЦВЕТА
Во дворе частного дома, в пятом поселке Махачкалы, поднимая клубы пыли, лопатой месят кучу грунта. Первое, что на ум пришло, – готовят раствор с гравием. Оказалось, что таким образом размельчают и крошат корни марены.
Из этого растения в красильном цеху на дому у Арифа Сулейманова получают 18 оттенков красного цвета. Он – один из немногих, кто смог организовать производство ковров из натуральных красок. Корни марены в красильной дробят в порошок и кидают в котлы с кипящей водой. Затем в этот отвар окунают пряжу.
Раньше Ариф заведовал кафедрой юридического факультета ДГУ. А пряжу красил и ковровые узоры рисовал в свободное время. Это было чем-то вроде хобби. Сейчас Сулейманов увидел в этом смысл жизни. Почему? Он родом из Табасарана, и этим все сказано.
Мастер красок постоянно экспериментирует, выводя удивительные цвета и оттенки старинных ковров. Какие ингредиенты он использует, как их смешивает, – не все секреты выдает. Упоминает только традиционные растения: барбарис, кожуру грецкого ореха и т.д.
Цветную пряжу и рисунки Ариф отправляет в села Табасаранского района, где ткут сумахи и ворсовые ковры. У него в районе несколько таких цехов. Некоторые мастерицы по его заказу работают и на дому. Каждый раз Сулейманов выезжает, контролирует производства. А продает ковры и на Восточном базаре, и в торговом центре, где он арендует помещения, и через свой сайт в Интернете.
ИСТОРИЯ УДИВИТЕЛЬНОГО РАСТЕНИЯ
Дагестан является родиной натуральных красителей. Знаменательно, что в городе ткачей Авиньоне (Франция) стоит памятник дагестанцу Кербалаю Гусейну, сумевшему взрастить семена дикой марены. Во второй половине XVIII-XIX веков мареноводство в Дагестане достигло наивысшего подъема. Растущая промышленность Российской империи нуждалась в красителях, и Дагестан стал крупным поставщиком порошка из корней этого растения.
Ни один из красителей не дает столь прочных и разнообразных оттенков, как марена. Уже в 1757 году московские купцы строят первый завод по размолу ее корней, хотя раньше были вынуждены ввозить красители из Европы. Теперь же, даже когда цена на французский была ниже, купцы предпочитали покупать дагестанский крапп, содержащий намного больше красящих веществ.
В 1863 году в Дагестане под марену было занято более 16 тысяч десятин. В том же году в Россию и страны Европы вывезли 197430 пудов данной культуры. И недаром на гербе Дербента и Дагестанской области 1843 года изображена именно марена, являвшаяся одним из главных источников дохода жителей равнинного Дагестана.
Увы, во второй половине XIX века, после изобретения многократно более дешевых анилиновых красок, спрос на марену упал. Однако, осознав, что ковры и другие шерстяные изделия с натуральными красками значительно качественнее и красивее, производители разных стран вернулись к мареновым красителям.
Кстати, на мировых рынках по-настоящему ценятся ковры только с натуральными красками. Европа уже давно отказалась от ковров, обработанных химическими колерами, которые и вредны, и вызывают у многих аллергию.
ЭЛИТНЫЕ КОВРЫ НЕ ИДУТ В НАРОД
Рынок дешевых ковров сейчас завоеван поставщиками импортного ширпотреба. А ковры ручной работы, из натуральных красителей стоят намного дороже. Но они веками не выцветают и не линяют! Чем больше ковру лет, тем он дороже. Антикварные ковры могут стоить и 50 тысяч долларов, и больше.
Квадратный метр нового ковра ручной работы с натуральными красителями стоит примерно 50 тысяч рублей. Средний ковер (3 на 4 метра) – по 300-400 тысяч рублей, в зависимости от рисунка и качества узлов. И ковры по таким ценам могут позволить себе только самые обеспеченные покупатели. А это примерно 5% населения. Именно на них рассчитана продукция Арифа Сулейманова. В его компании изготавливают примерно 30 ковров, или 200-300 квадратных метров в год.
«Половину ковров не успеваем продавать, они остаются на следующий год. Это большой балласт для нашей деятельности. Остаемся без денег, и попробуй не заплатить вовремя ковровщицам. Поэтому, увеличив выпуск ковров, продать их потом будет невозможно»,
– поясняет Ариф.
Да, покупателей элитных ковров – 5%. Кроме того, дагестанским производителям приходится делить рынок сбыта с продавцами персидских, тибетских и туркменских ковровых изделий. Хотя не факт, что заморские ковры – натуральные. Мировые бренды многократно наращивают объемы производства ковров, что возможно только в фабричном производстве. Но продаются они как ковры ручной работы. При этом процесс понимания, что дагестанский ковер не хуже туркменского, происходит уже после покупки.
«Если взять любой каталог, допустим изданный в США, во Франции, Германии, там, где истинные ценители ковров, дагестанские или азербайджанские старинные ковры стоят в 5-10 раз дороже туркменских. В энциклопедии Граната 1908 года, в разделе «Дагестанская область», есть информация, сколько сумахов и ковров было вывезено из Дагестана на продажу в Париж и другие европейские города. В каталогах дагестанские ковры всегда идут отдельно»,
– уверяет Ариф Сулейманов и тут же обосновывает, почему:
«Из-за более выразительного рисунка и цветов. Как мы можем флору Туркмении сравнивать с Дагестаном? Что там растет в пустыне? А у нас растет все, и из этих растений получают все цвета. Тем более что здесь были развитые ханства и шамхальства. Знать этих государств знала толк в коврах и заказывала их для себя.
Цветом знати считался красный и синий. Простые люди тоже делали для себя уникальные ковры. Но они не использовали дорогостоящие краски. Применяли, например, черный цвет, из кожуры грецкого ореха. Такие старинные ковры, возрастом 100-200 лет, тоже дорого ценятся».
У Арифа Сулейманова я также нашел ответ на важный вопрос – почему нынче разучились ценить хорошие ковры?
«Молодежь их просто не видела. Старинных ковров с богатым колоритным рисунком в музеях практически не осталось. К сожалению, музейные работники все продали. Они, правда, отрицают это. В городе Марбург (Германия) 75-летний коллекционер в конце восьмидесятых, когда открыли границу, выкупил множество ворсовых ковров и сумахов. Всего в его частном музее – 1600 дагестанских ковров. И он хочет завещать это богатство муниципалитету. Правда, два ковра вернул дагестанскому музею…»
О КАЧЕСТВЕ РУЧНОГО КОВРОТКАЧЕСТВА
Фируза Гаджиева с 1977 по 2007 годы была директором ковровой фабрики в селении Аркит. До 90-х годов на этом производстве работало 700 мастериц. Они выпускали минимум 400 квадратов в год, вовремя получали зарплату и премию. За границу ковры уходили по 100-150 долларов за квадрат.
Сейчас на этой фабрике 30 работниц. В год делается несколько ковров, продаются они по 20 тысяч рублей за квадрат, 10 из которых платят ковровщице за работу. Один ковер обычно изготавливается три-четыре месяца, и продать его дешевле 20 тысяч за квадратный метр будет просто нерентабельно. А для дагестанских потребителей это дорого.
«Те, кто красит пряжу натуральными красками, продают в два раза дороже, чем мы. Им найти клиента еще сложнее. Многие остаются без работы и выезжают в Краснодар собирать яблоки. Хорошим мастерицам уже за пятьдесят. Постепенно они уходят на пенсию, а прийти на смену некому. Молодые даже не умеют ткать.
Без оборотных средств и рекламы мелким производителям сложно. Особенно пряжа дорогая. В одно время в Дагестане запустили завод по производству пряжи, но вся она была некачественной. У нас в республике рекламируют импортные «ручные ковры». За сорок лет работы я не видела таких ковров ручной работы»,
– пояснила Гаджиева.
Кстати, в советский период о сбыте ковров, снабжении нитками и красками ковровщицам думать вообще не приходилось...
ПОКУПАТЕЛЕЙ ХАНСКИХ КОВРОВ НУЖНО ДАТИРОВАТЬ
Магомедхан Магомедханов, руководивший небольшой компанией «Ханские ковры», после развала Советского Союза первый начал продавать ковры за рубеж. Компания функционировала с 1993 по 2013 годы. Сам он – ученый, этнограф.
«В начале двухтысячных появились еще два-три человека, которые производят и продают ковры. Но рассчитана их продукция на тех людей, которые деньги за солому не считают. Они продают квадратный метр по 30-50 тысяч рублей», –
поясняет Магомедханов, полагая, что труд дагестанских ковровщиц – относительно высокооплачиваемый.
«Трудоемкость работы мастериц из Тибета, Пакистана в полтора раза выше. Но получают они за квадратный метр 90$. В Дагестане меньше чем за 15 тысяч рублей за квадратный метр, и разговаривать с вами не захотят. И они будут правы. Если работать как папа Карла, мастерица в месяц соткет полтора квадратных метра. Поэтому такая цена – реальная»,
– комментирует собеседник.
По мнению Магомедханова, труд ковровщицы так оценивается, потому что Россия не является страной третьего мира. Но тут же он произносит оговорку: «Если не считать Дагестан, который туда загоняют».
Эксперт также считает, что государство должно датировать не ковровщиц, а тех, кто покупает отечественные ковры.
«Сегодня по всему Дагестану мастериц, готовых сесть за станок, максимум – три тысячи человек. Им трудно конкурировать с Тибетом, Персией, Непалом, Туркменией... Поэтому это дело априори проигрышное с точки зрения бизнеса… Я занимался коврами до 2013 года, потом поставил жирную точку»,
– выразил свою не слишком оптимистичную позицию Магомедхан Магомедханов.
Да, от государства он получил множество грамот, но о реальной поддержке собеседнику сказать было нечего. Кстати, ранее Магомедханов заявлял в СМИ, что ввоз в Россию некачественных ковров из-за рубежа лоббируют отдельные государственные чиновники. И о том, что производители ширпотреба научились даже подделывать дагестанские рисунки.
ВЕЛИКИЕ ЛЮДИ НА КОВРАХ НЕИЗВЕСТНЫХ ХУДОЖНИКОВ
Семья художников из Дербента – отец Абдурахман Османов, его сыновья Юнус и Юсуф – занимается производством портретных ковров:
«Работаем по индивидуальным заказам. Мои дети – художники, уже рисуют портреты лучше меня, а я лишь контролирую, где хорошо, где плохо. Разрабатываем технический рисунок и уже в готовом виде, в цвете, отдаем мастерицам. Они, в свою очередь, чисто механически ткут по нашим эскизам. Мастерицам платим по-разному: когда 25 тысяч, когда 15, когда 10, в зависимости от размера, срока изготовления, цены заказа»,
– рассказывает о своей работе Абдурахман Османов.
Ковры Османовых проданы в 16 стран. Например, был выполнен заказ на ковер с изображением королевы Англии Елизаветы II. Этот ковер висит сейчас в Букингемском дворце. Когда там побывала дагестанская делегация, королева попросила передать слова благодарности автору. Она коллекционирует ковры и знает в них толк.
По заказу бывшего президента Дагестана был соткан ковер с изображением Махмуда Аббаса. Палестинский лидер признался, что никто так оригинально не изобразил его образ. Подкупленный искренностью высокого гостя, Муху Алиев позвонил Османову и предложил представить автора к званию заслуженного художника Дагестана. Автором портрета был сын Абдурахмана. Однако Алиев покинул пост президента, и про звание забыли.
Были также выполнены портреты на коврах вселенского Патриарха Варфоломея, всемирно известного раввина Шнеерсона, Майкла Джексона, президентов разных стран. Выполненный мастерами портрет Гуса Хиддинка на ковре был подарен самому знаменитому тренеру Рамазаном Абдулатиповым.
КАК СОХРАНИТЬ ДРЕВНИЙ ПРОМЫСЕЛ?
Из 15 тысяч ковровщиц сегодня в республике осталось не больше трех тысяч. Вместо больших фабрик сейчас действуют несколько мелких предпринимателей-энтузиастов. В подавляющем числе случаев вместо настоящих, качественных ковров в домах людей – опасный для здоровья ширпотреб… Именно таковы последствия самоустранения государства от проблем выживания ковроткаческой отрасли в Дагестане.
Да, пока еще жив традиционный художественный промысел, сделавший дагестанские ковры мировым брендом в XVIII веке, остались еще мастерицы. Есть и шерсть, – местные овцеводы не знают, куда ее девать. Спрашивается: что же мешает реализовать этот потенциал, восстановить массовое производство уникальных дагестанских ковров?
Одна из причин состоит в том, что в республике не хватает производств по переработке шерсти. Если восполнить этот пробел технологической цепи, то пряжа местным ковровщицам обойдется значительно дешевле. Соответственно, снижается себестоимость ковров.
Сейчас местную шерсть по дешевке забирают китайцы. Вручную изготавливать пряжу крайне неэффективно: производительность труда современных станков в тысячи раз выше. Из ручной пряжи сейчас ковры ткут редко. Разве что если закажут взыскательные клиенты, или на приданое.
Да, заводская пряжа лучше, но никакие ткацкие станки не могут заменить творческий процесс ручного ковроткачества. Ковер ручной работы совершенно неповторим и создает удивительный выразительный эффект. Даже если рисунки одинаковые – цвета другие и почерк всегда оригинальный. Поэтому существует настоятельная необходимость в создании либо специального учебного заведения по подготовке молодых ковровщиц, либо финансовая поддержка индивидуального их обучения.
Еще одна проблема – у кустарных производителей из Табасаранского района нет прямого выхода к покупателям. Они не могут себе позволить аренду торговых площадей в Махачкале и, тем более, в других городах России. Мастерицам приходится продавать свои ковры посредникам по дешевке, или самим ездить на базар, что накладно по времени и средствам.
Кстати, почему бы вновь не начать возделывать марену? Ведь в натуральных красках сейчас нуждаются все производители.
Что ж, остается надеяться, что эти вопросы волнуют не только тех, кто продолжает поддерживать бесценные традиции дагестанского ковроткачества, но и специалистов нового регионального Министерства по туризму и народным художественным промыслам. Разработает ли ведомство дорожную карту решения данных проблем? Займется ли вплотную возрождением ковроткачества? Поживем – увидим.
Одно не вызывает сомнения: сохранение традиций векового народного творчества и будущее горных районов Дагестана – это звенья одной цепи. Без прошлого не бывает будущего. Без традиционной основы не может быть самобытного развития.