Интервью с Тимуром Батрутдиновым — российским комедийным актером и телеведущим, участником популярных телевизионных проектов — специально для «Kavkaz Today».
— Тимур, начнем с простых традиционных вопросов: впервые ли Вы на Кавказе, нравится ли Вам здесь?
— Ну конечно, я здесь не впервые. Даже в Махачкале когда-то играл, в Кавказской лиге КВН. В течение целого года здесь и жил. Мы тогда стали серебряными финалистами. С Махачкалой вообще у меня связано много приятного. Помню, там я купил на кассете альбом Доктора Дре. Его концерт с одной стороны был записан, а на второй — Эминем. И уже тогда я понял, что Махачкала — это прогрессивный город.
В Пятигорске я бывал уже в рамках гастролей Камеди Клаб. И у меня, конечно, много друзей-коллег по Камеди Клаб отсюда — Алексей Ляпоров, Семен Слепаков, Илья Романко. Они не могли мне не показать свой город. И показали настолько подробно, что даже сейчас, спустя семь лет — а я был в Пятигорске в последний раз семь лет назад, — узнавал все эти места, как будто видел их только в прошлом году.
— Нравится ли Вам наш Пятигорск?
— Нравится. Здесь такая интересная атмосфера — курортная, с элементами, как бы это сказать… Город современный, но с колоритом именно советского курорта. И когда я в этот прилет оказался в районе нарзана… там был какой-то бассейн, играла живая музыка…
— Старые добрые времена…
— Да, старые добрые времена, ностальгия…
— Нарзанчика попробовали?
— Да, попробовал. Аналогии почему-то возникли с произведением Виктора Пелевина. С «Жизнью насекомых», если конкретно. По-моему, там именно такая атмосфера и была. Мне, родившемуся в Советском Союзе и живущему в современной России, нравится это состояние, и я сравниваю Пятигорск с собой — одновременно и советским, и современным человеком.
— Поскольку беседа коснулась книг, тогда навскидку — еще один вопрос. Каждый творческий человек, серьезно работающий со словом, имеет твердую литературную основу. Вы упомянули произведение Виктора Пелевина, а кого еще могли бы назвать? В чьих текстах Вы черпаете вдохновение, мастерство и духовные силы?
— Это Михаил Афанасьевич Булгаков. Его безмерный вклад в литературу еще дойдет до сознания россиян, потому что он какое-то время был цензурой прикрыт и недооценен. Но я считаю, что Булгаков — это Гоголь двадцатого века. И, к слову сказать, Николай Васильевич Гоголь тоже находится в основе моего литературного и вообще — жизненного мировосприятия. Именно песня и музыка его языка. Я очень люблю, когда не просто описываются события, а когда это делается красиво, когда проза звучит, как язык Гоголя. И, конечно, остроумие и глубина Булгакова. И еще провокативность, абсурдность Виктора Пелевина.
Только сейчас я закончил читать книжку Хантера Томпсона «Страх и отвращение в Лас-Вегасе», по которой фильм когда-то посмотрел, — из того же жанра.
— Что больше понравилось — фильм или книга?
— Прочитав книгу, я поразился, насколько точно передал ее Терри Гиллиам. Это как раз тот случай, когда фильм — как книга. Причем не хуже.
— Вот, кстати! Продолжая тему абсурдности в литературе — мы уже говорили о Булгакове, Гоголе, Пелевине и использовании этих элементов в Вашем творчестве, — вспоминается, что еще в студенческие годы Вы создали театр абсурдной логики «Плющи». Еще Вы в одном из интервью говорили, что Вам нравятся такие алогичные режиссеры, как Дэвид Линч…
— Да, мне очень нравится Дэвид Линч.
— И тот же Гиллиам. Это, как мне кажется, продолжение традиций абсурдного юмора Хармса, Введенского… Эти самые элементы иррациональности, как мне кажется, присутствуют и в Вашем творчестве.
— Присутствуют, это правда. В нашем совместном творчестве с моим другом, соратником и уже кумом Гариком Харламовым это нас, в общем-то, когда-то и объединило — именно симпатия к чему-то абсурдному и необычному. Поэтому нам труднее даются номера, связанные с реальностью. У нас лучше идут «странные» номера.
— Чтобы необычным объяснить обычное?
— Именно так. Необычным объяснить обычное. Любовь к Хармсу нас когда-то связала, и даже могу сказать — легла в основу творчества. Единственное, что та специфика творчества, по которой я известен определенному кругу лиц, связана только с юмором. И поэтому бывают такие казусы: я скажу что-то романтическое или серьезное, или такое…
— Лирическое.
— Да, лирическое. Люди ожидают услышать шутку и не воспринимают это серьезно. Думают, что это шутка. Но не смешная.
— А Вы — романтик?
— Я романтик до глубины души. Это основа моего организма, моей сущности. Думаю, что именно поэтому я оказался в шоу «Холостяк».
— То есть, элемент искренности там был достаточно высок? Несмотря на то, что это шоу, это была еще и жизнь?
— Очень был высок. Это была жизнь, это был я. От камеры многого не скроешь. Изначально была такая мысль, что я приду на проект и буду держать образ такого «весельчака», отшучиваться. Но это не прижилось. Не прижилось...
— Романтик взял верх?
— Да, романтик победил.
— Тимур, наконец-то я могу задать Вам вопрос, ответа на который не нашел нигде. Вот — «Гарик Бульдог Харламов». Если в данном случае я прозвище «Бульдог» могу для себя объяснить, то «Каштан»… Откуда это? Что это?
— Это — в топе вопросов, он на первом месте. И он возвращает меня в тот момент времени, когда это все родилось. Мы уже говорили о Данииле Хармсе и об абсурдности. «Каштан» абсолютно абсурдно появился в моей судьбе. Долгое время, когда еще не было эфирного Камеди Клаб, мы собирались в «Касбаре» — был такой в парке Горького. Потом переехали на Петровку… Ну, не суть. Мы очень долгое время выходили, и нас объявляли: «Гарик Бульдог Харламов!» А выходили мы вдвоем. И люди не понимали…
— Где именно Гарик?
— Где Гарик, где Бульдог и где Харламов. Почему это — звучит три имени, а выходят два человека? Иногда, возвращаясь мысленно в то время, я думаю: может, было бы здорово и продолжать вот так — никак не называться? Но тогда я решил идентифицироваться, подошел к Гарику Харламову и говорю: «Слушай, тебя объявляют, а меня нет. Нужно что-нибудь придумать». — «Ну придумай!». А я пытался вложить в это какой-то смысл. Вы правильно сказали — не возникает вопросов, глядя на Харлашку, почему он Бульдог. Причем эта кличка появилась, когда он работал на музыкальном канале. У него там была передача своя…
— Бульдог — это в хорошем смысле?
— Да, Бульдог — в хорошем смысле. Он такой же смешной и такой же… слюнявый… (Громкий хохот всех присутствовавших при интервью.)
И вот, в общем, я думал, какой мне потайной, двойной смысл вложить. Дотянул до последнего. Мы тогда Арташеса — Таша, ведущего Камеди Клаб, предупредили: «Сегодня ты объявишь Батрутдинова!» И все. Наступает наша очередь, он подбегает к нам — у меня в голове куча вариантов и ни одного правильного. Таш говорит: «Ну что, как тебя объявлять?» Я говорю: «Кк-к-а-аа… штан!» И вот это слово, которое случайно родилось, вылезло из моего рта именно в этот момент… Ну, я думаю — это Вселенная меня так назвала. Поэтому нет однозначного ответа на этот вопрос.
— Но ничего ведь случайного не бывает?
— Это правда. Ничего случайного не бывает. Потом мы это уже все срастили, и это стало нашим негласным гербом — «Собака, писающая на дерево».
— Ну, «Каштан» — это даже фонетически звучит хорошо.
— Вот именно — фонетически.
— А смысл, наверное, каждый находит себе сам, да?
— Видимо, да.
— Вам 37 лет. Ну, вы не девушка, поэтому возраст можно произносить, правда?
— Конечно можно. Мне вчера в Пятигорске дали 28.
— Вот! Я как раз хотел спросить: на сколько лет Вы сами себя ощущаете?
— Я перестал фиксировать, сколько мне лет, примерно в 25.
— Значит, так и есть — 25.
— Наверное, так и есть. Но я еще хорошо помню свое тридцатилетие. Я тогда участвовал в проекте «Цирк». И вот именно в день, когда мне исполнилось 30 лет, я выполнял номер под куполом цирка. Я летал очень красиво. Был номер на музыку Доги к фильму «Мой ласковый и нежный зверь». Я был гусаром. Очень красивый номер получился! Я его отработал — весь зал встал и аплодировал стоя. И вдруг я увидел Иосифа Давыдовича Кобзона, который сидел в жюри, — он тоже стоял и хлопал. Тогда я понял: моя жизнь к 30 годам удалась.
— Это был успех.
— Да, это было ощущение полного успеха, которое я тогда испытал.
— Очень серьезный вопрос: Вы счастливы?
— Да. Я жив, поэтому я счастлив. Помните, как в фильме «Формула любви», когда Калиостро седой, больной лежал, а про него спросили, как он себя чувствует. Ответили так: «Ему хорошо. Живым все хорошо».
— Кто Ваши самые близкие люди по жизни?
— Это, конечно же, моя семья. Родители, сестренка моя, племяшки. Я с мужем сестры моей дружу. Мы очень дружим, он всегда меня выручает. Это такие друзья, которые никогда не предадут. Всегда возьмут трубку, что называется. И еще есть близкий друг — Гарик Харламов. Сегодня на «Машуке» мне задавали вопрос — друг он мне или кто? Я ответил: «Наверное, брат». Да, брат. Потому что, вот — родителей не выбирают. И Харламова я уже давно не выбираю. Он уже есть.
— То есть, Вы можете ему в три часа позвонить с какой-то идеей…
— Да, могу. Но не факт, что он возьмет трубку. Не факт, что он и не возьмет трубку. Но я знаю, что он не возьмет не потому, что не хочет со мной разговаривать. А потому, что он либо спит, либо не хочет разговаривать в принципе. Но я это принимаю. Потому что… Да потому что он мой брат.
— А если он Вам позвонит?
— Я возьму трубку.
— Традиционный вопрос: творческие планы. Что впереди?
— Пока что «венец» моего ближайшего будущего — съемки нашего совместного проекта «ХБ», второй сезон. Это наше детище с Гариком Харламовым, оно вызывает спорные эмоции и спорные мнения. Это нам и нравится. В сентябре уже должны начаться съемки. Я в предвкушении этого момента.
Да, вот мы еще говорили про Терри Гиллиама — его жизненный пример меня очень вдохновляет. Он так же начинал с юмористического объединения «Монти Пайтон» — и юмор его был там достаточно необычным, абсурдным. После этого юмора Терри Гиллиам стал Терри Гиллиамом — режиссером, который может снимать глубокие вещи «с почерком». Фильмы Гиллиама не перепутаешь с работами никакого другого режиссера.
— Это правда.
— Смотрю на его судьбу и понимаю, что Камеди Клаб — это еще не потолок. Еще есть к чему стремиться. Хотя, вместе с тем, Камеди Клаб — это мой дом, который я строил. И я там дома. Это моя база. Но это мне не мешает развиваться.
— И последняя просьба: пожелания для молодежи Северного Кавказа.
— Сегодня, пообщавшись с ребятами на «Машуке», я понял, какие они целеустремленные и серьезные — с горящими глазами, которые видят себя в будущем, видят себя современными, прогрессивными людьми. Я хочу пожелать всей северокавказской молодежи, чтобы она придерживалась именно таких ориентиров. Сегодня, пообщавшись с ними, я понял: у нашей страны есть будущее. Я желаю им так держать.